Неточные совпадения
О том, как кончатся
современные государства и
мир и чем вновь обновится социальный
мир, он ужасно долго отмалчивался, но наконец я таки вымучил из него однажды несколько слов...
Если в народе побеждают интересы покойно-удовлетворенной жизни
современного поколения, то такой народ не может уже иметь истории, не в силах выполнить никакой миссии в
мире.
Иной
мир,
мир смысла и свободы, раскрывается лишь в духовном опыте, который отрицают
современные экзистенциалисты.
Современная философия имеет тенденцию к отрицанию дуализма двух
миров,
мира нуменального и
мира феноменального, который восходит к Платону.
Но внимание всех уже оставило их, оно обращено на осетрину; ее объясняет сам Щепкин, изучивший мясо
современных рыб больше, чем Агассис — кости допотопных. Боткин взглянул на осетра, прищурил глаза и тихо покачал головой, не из боку в бок, а склоняясь; один Кетчер, равнодушный по принципу к величиям
мира сего, закурил трубку и говорит о другом.
Такова общая атмосфера европейской жизни. Она тяжелее и невыносимее там, где
современное западное состояние наибольше развито, там, где оно вернее своим началам, где оно богаче, образованнее, то есть промышленнее. И вот отчего где-нибудь в Италии или Испании не так невыносимо удушливо жить, как в Англии и во Франции… И вот отчего горная, бедная сельская Швейцария — единственный клочок Европы, в который можно удалиться с
миром.
Я не любил читать произведения
современных второстепенных и третьестепенных писателей, я предпочитал по многу раз перечитывать произведения великих писателей (я неисчислимое количество раз перечитал «Войну и
мир») или читать исторические и авантюрные романы.
Популярность оккультических и теософических течений я объяснял космическим прельщением эпохи, жаждой раствориться в таинственных силах космоса, в душе
мира, а также неспособностью церковного богословия ответить на запросы
современной души.
Это уже был
мир несколько иной, чем Печерск,
мир дворянский и чиновничий, более тронутый
современной цивилизацией,
мир, склонный к веселью, которого Печерск не допускал.
В отношении к этому
миру, к истории, к
современной цивилизации настроение было эсхатологическое.
Этот новый пустынножитель создает себе иной
мир, ни в чем не похожий на низкую
современную действительность, отдается ему с готовностью пожертвовать своей жизнью.
Согласно
современному сознанию человек не имеет глубоких корней в бытии; он не божественного происхождения, он — дитя праха; но именно потому должен сделаться богом, его ждет земное могущество, царство в
мире.
С трудом можно напомнить
современным людям, что догматы — видения, встречи, что догматы раскрываются лишь в мистическом озарении, что через них дан выход в
мир иной.
Неразумность, бессмысленность всего
мира признается
современной философией, и потому не смеет она говорить о неразумности и бессмысленности чудесного.
Замечательнейший
современный теософ-оккультист Р. Штейнер [См. недавно вышедшую его книгу «Die Geheimwissenschaft im Umriss».] разлагает человека на ряд скорлуп, наложенных одна на другую, и выводит все эти скорлупы из эволюции иных планетных
миров.
В-третьих, наконец, не напрасно же сложилась на
миру пословица: не боги горшки обжигают, а чем же, кроме"обжигания горшков", занимается
современный русский человек, к какому бы он полу или возрасту ни принадлежал?
Во-первых,
современный берлинец чересчур взбаламучен рассказами о парижских веселостях, чтоб не попытаться завести и у себя что-нибудь a l'instar de Paris. [по примеру Парижа] Во-вторых, ежели он не будет веселиться, то не скажет ли об нем Европа: вот он прошел с мечом и огнем половину цивилизованного
мира, а остался все тем же скорбным главою берлинцем.
Начинается эта гипнотизация с первого возраста в нарочно для того устроенных и обязательных школах, в которых внушают детям воззрения на
мир, свойственные их предкам и прямо противоречащие
современному сознанию человечества.
И как стоит человеку во сне только сделать усилие сознания и спросить себя: да не сон ли это? для того, чтобы мгновенно разрушилось казавшееся ему таким безнадежным положение и он проснулся бы к спокойной и радостной действительности, точно так же и
современному человеку стоит только сделать усилие сознания, усомниться в действительности того, что ему представляет его собственное и окружающее его лицемерие, и спросить себя: да не обман ли это? чтобы он почувствовал себя тотчас же перешедшим так же, как и проснувшийся человек, из воображаемого и страшного
мира в настоящую, спокойную и радостную действительность.
Человеку необходимы внешние раздражения; ему нужна газета, которая бы всякий день приводила его в соприкосновение со всем
миром, ему нужен журнал, который бы передавал каждое движение
современной мысли, ему нужна беседа, нужен театр, — разумеется, от всего этого можно отвыкнуть, покажется, будто все это и не нужно, потом сделается в самом деле совершенно не нужно, то есть в то время, как сам этот человек уже сделался совершенно не нужен.
Как он проводил свое время в Петербурге, это мне не совсем известно, но судя по тому, что он был знаком почти со всеми
современными ему знаменитостями, надо полагать, что он жил не исключительно в свете и среди своих военных товарищей, а держался умных кружков: он лично знал Жуковского, Пушкина, Дельвига, Гоголя, Каратыгина и Брюллова, ходил в дом к Толстым, где перезнакомился со всем тогдашним художественным
миром и сам с успехом занимался как дилетант и живописью и ваянием, что необыкновенно шло его изящной натуре.
Зала, гостиная и кабинет были полны редкостями и драгоценностями; все это досталось князю от деда и от отца, но сам он весьма мало обращал внимания на все эти сокровища искусств: не древний и не художественный
мир волновал его душу и сердце, а, напротив того,
мир современный и социальный!
Впервые напечатана А.И.Герценом в «Полярной звезде» в 1856 году.]; потом стал ей толковать о русском мужике, его высоких достоинствах; объяснял, наконец, что
мир ждет социальных переворотов, что так жить нельзя, что все порядочные люди задыхаются в
современных формах общества; из всего этого княгиня почти ничего не понимала настоящим образом и полагала, что князь просто фантазирует по молодости своих лет (она была почти ровесница с ним).
Кто опишет с должным беспристрастием эту ужасную борьбу России с колоссом, который желал весь
мир иметь своим подножием, которому душно было в целой Европе? Мы слишком близки к происшествиям, а на все великое и необычайное должно смотреть издалека. Увлекаясь
современной славой Наполеона, мы едва обращаем взоры на самих себя. Нет, для русских 1812-го года и для Наполеона — потомство еще не наступило!
Им казалось, что личность — дурная привычка, от которой пора отстать; они проповедовали примирение со всей темной стороной
современной жизни, называя все случайное, ежедневное, отжившее, словом, все, что ни встретится на улице, действительным и, следственно, имеющим право на признание; так поняли они великую мысль, «что все действительное разумно»; они всякий благородный порыв клеймили названием Schönseeligkeit [прекраснодушие (нем.).], не усвоив себе смысла, в котором слово это употреблено их учителем [«Есть более полный
мир с действительностию, доставляемый познанием ее, нежели отчаянное сознание, что временное дурно или неудовлетворительно, но что с ним следует примириться, потому что оно лучше не может быть».
Пока классицизм и романтизм воевали, один, обращая
мир в античную форму, другой — в рыцарство, возрастало более и более нечто сильное, могучее; оно прошло между ними, и они не узнали властителя по царственному виду его; оно оперлось одним локтем на классиков, другим на романтиков и стало выше их — как «власть имущее»; признало тех и других и отреклось от них обоих: это была внутренняя мысль, живая Психея
современного нам
мира.
Не только
современное, величайшее в
мире, событие, так близко к нам стоявшее, что глаз еще не мог оглянуть его, но и самое содержание романа, основанное на
современном же, известном тогда, происшествии, не могло произвесть полного впечатления и возбудить сильного участия, которое должен произвесть роман.
Они совсем не похожи на
современные романы и повести, в которых
мир и жизнь описываются так, как они в самом деле существуют.
Современная буржуазная мысль, выработавшаяся выродившаяся и бесталанная, предвидя великие события, бороться с коими она не силах, идет к Востоку, пытается оживить умирающие идеи и учения о призрачности
мира, о бессмыслии жизни, об анархическом своеволии личности, оправдывающем ее фантазии и капризы, ее жестокость и деспотизм.
[Один из знаменитых
современных публицистов Европы заметил недавно, что, если б деспотизм мог только над двумя поколениями в
мире процарствовать спокойно, без протестов против него, он бы мог навеки считать обеспеченным свое господство: двух поколений ему достаточно было бы, чтобы исказить в свою пользу смысл и совесть народа.
Я знаю только одного
современного поэта, с такою же мощью затрагивающего мрачные струны души человеческой. Это также поэт, родившийся в рабстве и умерший прежде возрождения отечества. Это певец смерти, Леопарди, которому
мир казался громадным союзом преступников, безжалостно преследующих горсть праведных безумцев.
Выражаясь на языке наших предков, мы «забыли бога», а употребляя
современный способ выражения, мы должны сказать, что ложно понимаем жизнь
мира.
Увы!.. этот блестящий и в своем роде — как и большая часть молодых служащих людей того времени — даже модно-современный адъютант, даже фразисто-либеральный в
мире светских гостиных и кабинетов, который там так легко, так хладнокровно и так административно-либерально решал иногда, при случае, все вопросы и затруднения по крестьянским делам — здесь, перед этою толпою решительно не знал, что ему делать!
Все общество, в разных углах комнат, разбивалось на кружки, и в каждом кружке шли очень оживленные разговоры; толковали о разных
современных вопросах, о политике, об интересах и новостях дня, передавали разные известия, сплетни и анекдоты из правительственного, военного и административного
мира, обсуждали разные проекты образования, разбирали вопросы истории, права и даже метафизики, и все эти разнородные темы обобщались одним главным мотивом, который в тех или других вариациях проходил во всех кружках и сквозь все темы, и этим главным мотивом были Польша и революция — революция польская, русская, общеевропейская и, наконец, даже общечеловеческая.
Однако для Бога в Его промышлении о
мире всемогущество не существует только как власть, в качестве «отвлеченного начала» [Термин В. С. Соловьева, под которым он понимает ложные и бесплодные принципы
современной ему западной философии.
Мир является великой иерархией идейных существ, идейным организмом, и в этом постижении софийности «мертвого»
мира лежит заслуга оккультизма [Под оккультизмом я разумею здесь не столько
современный, школьный оккультизм, воспитываемый особой тренировкой, но общую природную способность человека проникать за кору явлений, особенно свойственную народам в ранние эпохи развития и отразившуюся в сказке, эпосе, фольклоре, верованиях и «суевериях».], сближающая его с ««поэтическим восприятием» природы вообще.
Но именно таково было его основное чувствование
мира, и в бессознательном этом чувствовании было больше глубины и силы, чем в холодных философствованиях какого-нибудь благополучного
современного мистика.
Современная физика одинаково отрицает и космос в античном смысле слова, и старый детерминистический материализм, что
мир частичен, что нет
мира как целого и единства, это вполне согласно с революцией в
современной физике.
Власть женщины с ее любовью к богатству и роскоши в
современном буржуазном
мире создается этой похотью.
Тогда все было иное, не похожее и на
современных дикарей, и на
современный животный
мир.
Древний человек очень ощущал власть умерших над жизнью, и этот ужас перед умершими, перед
миром подземным был безмерно глубже беззаботности и легкости
современного человека относительно
мира умерших.
Возьмем ли мы серенады средних веков (см. серенаду Дон-Жуана в драме графа Ал. К. Толстого «Дон-Жуан»), возьмем ли любовные стихотворения
современных поэтов, — везде видно одно и то же: всякий свою деву называет прекраснейшей в
мире.
А между тем несчастные не подозревают того, что самый грубый индеец, стоящий годы на одной ноге во имя только отречения от блага личности для нирваны, — без всякого сравнения более живой человек, чем они, озверевшие люди нашего
современного, европейского общества, летающие по всему
миру по железным дорогам и при электрическом свете показывающие и по телеграфам и телефонам разглашающие всему свету свое скотское состояние.
С этим связана была глубина чувства жизни, и если
современный человек потерял чувство греха и падшести, то также потерял духовность и выброшен на поверхность жизни, растерзанный
миром.
Она в Петербурге! Сколько раз и как давно в Зиновьеве она мечтала об этом городе, который княгиня Васса Семеновна вспоминала с каким-то священным ужасом, — до того казался он покойной
современным Содомом. Обласканная императрицей, которой представил ее дядя, княжна Людмила Васильевна была назначена фрейлиной, но ей был дан отпуск до окончания годового траура, по истечении которого она будет вращаться в том волшебном
мире, каким в ее воображении представлялся ей двор.
— Я не хочу этим тебя обидеть, сказать, что ты лично ее не стоишь, но я, несмотря на то, что видел ее всего один раз в жизни, каким-то внутренним инстинктом почувствовал, что нравственно она выше всех не только
современных женщин, но и мужчин, и что она положительно «не от
мира сего».
Наличность этих красивых монет обуславливает людское счастье, доставляет радость и довольство — таково мнение большинства. Каждый стремится добыть его. С улыбкой он получается, с гримасой он отдается. Всюду и везде полуимпериал —
современный Архимедов рычаг, способный перевернуть
мир.
И
современный человек на высших ступенях может знать не больше, даже, скорее, меньше, так как нет уже ныне в
мире таких мудрых.
Этим волшебным жезлом оказался тот
современный рычаг, который может перевернуть весь
мир — деньги.
В этом смысле коммунистический интернационализм есть уже явление нового средневековья, а не старой новой истории, и к новому средневековью нужно отнести всякую волю к религиозному объединению, соединению разорванных частей христианского
мира, волю к универсальной духовной культуре, обнаруживающуюся в высшем духовном слое
современного человечества.